Хвак - О`Санчес

– Почему они раскричались? Где твоя плеть?

– Испугались выводка шершней, высочайшая! Защитное заклятие, согласно твоему святому распоряжению, не распространяется на мелкую живность, включая насекомых, вот они и…

– Не надо учить меня магии, любезный Фарени. Прими-ка вот это лекарство от возражений и непокорства…

Воин храма, могучий Фарени, не моргнув глазом принимает на себя несправедливый упрек высочайшей и удар хлыстом поперек левой щеки. Он и сам в этот миг не против избить кого-нибудь, а лучше убить, не для поживы, а так, для настроения, чтобы расслабиться и сбросить с сердца груз нелегкого пути, однако, придется потерпеть… Под его неусыпной опекой две телеги, в которых едут маленькие дети, мальчики и девочки, избранницы высочайшей Малани, и везут этих детей в подарок богине Умане. Трогать их нельзя, разве что плетью в одну двадцатую силы, а больше наказывать некого, не считать же случайные зуботычины, раздаваемые по дороге и в трактирах… Дети. Долгие годы своего служения богине высочайшая училась выбирать, находить, понимать… И ныне, когда пришла пора быстро найти и собрать… вот она – эта дюжина: шесть мальчиков на одной телеге и шесть девочек на другой… Каждый ребенок из дюжины обладает несомненными способностями к черному колдовству, то есть, способен пройти весь путь служения богине до конца, а в итоге этого пути – трон святейшей… или святейшего… Но трон один, а способных вроде бы как много… Вроде бы! Ах, если бы знать!.. Так уж заведено, что самый тщательный поиск будущего святейшества завершается дюжиною избранных, но до поры, до времени, истинная суть одного из дюжины остается сокрытою даже для высочайших, даже для святейших… И только когда в живых останется один из дюжины… Тот и останется, тем он и проявится… Или она… Как в свое время осталась жить Малани, единственная из своей дюжины… И то еще не истина, что избранник дождется своего часа… Малани сподобилась, обрела должное, но так бывает не всегда, ох, далеко не всегда… Малани повезло, что ее нашли и подобрали, включив в заветное ожидание, а в противном случае быть бы ей заживо проклятой мирянкой, отверженной среди людей, ибо чернотою она была отмечена с рождения, невидимой чернотой и не забери ее от родителей старая жрица Изуки – не было бы конца бедам в той несчастной семье… По крайней мере, так учат древние свитки… все смертные этому верят, ибо видели не раз подтверждения сказанному в собственных жизнях и судьбах… Оно и к лучшему, что верят, ибо невежественные людишки не любят служителей богини Уманы, особенно ненавидят нафов… да и служителей из числа людей, мягко говоря, недолюбливают… Боятся – значит, сторонятся, в ногах не путаются, служить не мешают… Дети пока не понимают, кто и зачем их выбрал, какая неслыханная честь им оказана, вот они и кричат, и хнычут… Дни напролет они плачут и зовут родителей, которые отказались от них, пропили или продали. И от этого бесконечного жалобного хныканья болит голова, руки тянутся к хлысту… А то вдруг начинаются смеяться посреди плача – какая-то непонятная чушь отвлекла их и позабавила… Сей смех еще более ненавистен, чем даже вопли их и рыдания… Ничего, недолго уже…

Высочайшей Малани до полусмерти надоело глотать дорожную пыль и этот отвратительный детский галдеж, вдыхать навозные запахи из под лошадиных хвостов, слушать мерзкий и неустанный колесный скрип…

– Зорда, поди узнай, что за буйство там происходит? Кого-то убивают?

Служительница Зорда поклонилась и, несмотря на зрелые годы свои, стремглав помчалась выяснять – отчего кричат, кто дерется, в чем причина?

Все оказалось просто: некий бродяга сумел понравиться толстой кузнечихе и, пока муж с братьями надрывался на кузнице, эти двое – кузнечиха и бродяга – справили, так сказать, горулью свадьбу. Но добрые люди подслушали, подглядели, донесли, и вот уже кузнец с двумя младшими братьями ринулись к дому, на самосуд и расправу… А бродяга-то, сказывают, огромен и вооружен!.. Это надо… не спешить, не ломиться в дом без оглядки… Ну, да и кузнецы народ не хилый: сам кузнец Колун оглоблю из телеги выворотил, а братья его тако же похватали дрыны повесомее и подлиннее… Бродяга каким-то невероятно дальним чутьем, не без магии, небось, услышал, что мстители бегут, портки подтянул, да и в дверь! А тут его и ждали, да оглоблею между глаз! Втроем набросились на бродягу – и ну молотить! А тот, слышь, достопочтенная, вину-то свою понимает, в ответное смертоубийство не кидается, секиру с пояса не достает, мечом не машет. Ну, правду сказать, меча-то при нем не было, а секира есть – здоровенная! Но – за поясом, он ее не касается. И вот, значит, они его мутузят в сердцах, а он в ответ уворачивался, уклонялся, сколько сумел, да как долбанет кулачищем одного! Сутулого, брательника среднего – из того и дух вон! Ну, то есть, не до смерти, но лежит в беспамятстве, только пузыри изо рта, как с перепою! А бродяга-то и сам в стельку пьян! Он такой пьяный с позавчерашнего в деревне отирается: на спор об заклад, люди видели, полную пядь настойки выпил! За один, можно считать, присест! И оба дня такое показывает. И, вот, Сутулый в одну сторону повалился, а этот… Хвак который… ну, бродяга – в другую!.. Так еще бы: пьян, да тебе еще всю харю оглоблей разворотили!.. И вдруг этот Хвак на четвереньки-то привстал, да как захрипит, завизжит, да как заругается! Заступники бессмертные!.. Уж такой гнусной околесицы даже в придорожном трактире в нашем не слыхивали! И заробели ведь кузнецы! Пригрозил ведь лютейшею смертью каждому из них! Такие страсти расписал, что… Этого бы мало, да ведь он богов на все корки нес, Хвак этот!.. Безо всякого стеснения, уж и в мыслях такого не повторить, не то чтобы вслух! Нет уж, пусть лучше дорожная стража с таким святотатцем разбирается! Этот Хвак куда-то потом, света белого не видя – зенки-то налиты, морда в крови! – и ушагал на четвереньках, а Колун кругалями, кругалями – и домой: жену учить, кулаками да кнутом! Сначала, правда, Сутулого от беспамятства откачали!.. О, слышишь крики? Он ее обвиняет, а она ему спуску не дает, свои обиды помнит! А что, достопочтенная, кого везете? Нет, нет, нет! В боговы дела не лезем! Доброго пути, мягкого постоя! Во-он, там постоялый двор! У нас их два, так вон тот лучший. «Ветерок» – называется.

Распрягли коней, устроили постой. Воин храма Фарени лично проверил безопасность и удобства, почтенная Зорда выбрала светелку почище, детей решено было оставить на заднем дворе, в телегах, ибо дневной привал недолог: переждет полуденную жару высочайшая Малани, покушает в общем трактирном зале, как она любит, разряженная и накрашенная, в разговоре с воином храма, развлечется, если боги ниспошлют ей сладость какого-нибудь позволенного развлечения, и дальше тронется… А детей просто напоят и накормят, равно как и лошадей. Мыть, лечить, переодевать малышей будут уже потом, в храме, ныне же главное – чтобы живы добрались… Чтобы одного или одну из них в дальнейшее выбрать – для начала полная живая дюжина потребна, иначе гневаться будет богиня Умана…